Москва, потеряв значительную часть своего экономического и геополитического влияния после распада СССР, парадоксальным образом окрепла на международной арене, избирательно применяя свои не слишком обширные возможности, считает редактор The Atlantic Доминик Тирни.
«Наблюдая за языком тела Дональда Трампа и Владимира Путина на их недавней встрече в Хельсинки, было не так просто понять, "кто из этих людей возглавляет сверхдержаву" — хотя именно Трамп представлял на тех переговорах гораздо более влиятельную сторону», приводит RT слова Тирни, который отметил, что именно в этом и заключается «парадокс российской силы» — «Москва имеет влияние как раз потому, что она слаба».
По словам редактора The Atlantic, люди часто принимают за данность то, что влиятельность той или иной страны прямо зависит от ее экономического и военного потенциала, однако более мощный арсенал геополитических средств отнюдь не всегда дает возможность получать желаемое, и «порой Давид оказывается более влиятельным, чем Голиаф»
В шестидесятые и семидесятые годы прошлого века, когда холодная война была в самом разгаре, Советский Союз был «настоящей глобальной державой» и имел «крупнейшие в мире вооруженные силы, ВВП в примерно половину от американского и империю, охватывающую Восточную Европу». «Москва не стеснялась тогда применять эти ресурсы с целью подкупа, притеснения, запугивания, а при необходимости — и свержения своих врагов», — подчеркивает журналист.
Тем не менее, советская мощь зачастую оборачивалась не влиянием, а сопротивлением, поскольку выступала в качестве «клея, который скреплял западный альянс», продолжает Тирни.
После завершения холодной войны Москва «резко ослабела»: она потеряла свою «восточноевропейскую империю» и половину населения, а ЕС и НАТО, расширившись, посягнули на ее зону влияния, говорится в статье. Но, «как это ни парадоксально», ослабление России открыло перед ней новые пути к расширению влияния, поскольку распад СССР стал серьёзнейшим кризисом и для западного альянса, полагает редактор The Atlantic.
Битва Давида и Голиафа
В 2003 году премьер-министр Бельгии писал: «Пока советские дивизии могли добраться до Рейна за считанные часы, мы, конечно же, были с нашими заокеанскими братьями по крови. Но теперь, когда холодная война закончилась, мы можем выражать свои разногласия более свободно».
Американские президенты стали критиковать европейских союзников по НАТО за нежелание вносить весомый вклад в операции альянса, а в самой Европе «российская слабость», вероятно, стала одной из причин ослабления ЕС и «брексита», перечисляет автор. Кроме того, исчезновение СССР спровоцировало и разлад внутри США: левые и правые, которых и так разделяют разногласия по множеству вопросов, в отсутствии «общего врага» отдалились друг от друга еще сильнее, отмечает он.
Таким образом, Путин оказался в ситуации «с более слабыми картами на руках, но и с более склочными и разобщенными противниками», убежден автор. По мнению Тирни, в таких условиях российский президент избрал стратегию «превращения несостоятельности в достоинство» — хотя о прямой конфронтации с Западом не может быть и речи, Россия умело использует разногласия, «вбивая клинья между оппонентами и применяя методы психологической войны, пропаганду и кибероружие».
Положение «более слабого игрока» на мировой арене заставляет Москву действовать очень прагматично, считает Тирни. «Крестовых походов ради того, чтобы зажечь луч свободы в Ираке, Россия не устраивает — такие люксовые войны может себе позволить только сверхдержава. Вместо этого Путин прибегает к силе умеренно и порой жестоко (как в Сирии), заключает сделки на местном уровне, и ведет переговоры со всеми подряд — и с Израилем, и с Сирией, и с курдами, и с Ираном», — отмечает журналист.
«Путин лучше, чем кто-либо понимает слабость России, но отчаянно желает поддерживать имидж глобального престижа. И поэтому ключевым для него становится производимое им впечатление — достаточно лишь взглянуть на то, как уверенно он выступал на встрече в Хельсинки», — считает Тирни, заключая, что «даже у крупнейших геополитических катастроф бывают плюсы: утратив империю, можно освободить руки».
