НТВ завершил съемки боевика «Заповедный спецназ». В основу сюжета легла реальная история группы «Баргузин», созданной на Байкале. Экс-руководитель группы Артур Мурзаханов в интервью Sibnet.ru рассказал — зачем инспекторам знать военное дело, с чем приходится сталкиваться в деле экологической безопасности, и почему госинспектор — больше не Кузьмич из «Особенностей национальной охоты».
Опергруппа «Баргузин» создана в 2015 году на территории «Заповедного Подлеморья» на Байкале. За несколько лет госинспекторы искоренили браконьерство. Сейчас Мурзаханов — заместитель директора «Розаповедцентра». Именно он стал прототипом главного героя сериала.
— Артур Романович, зачем понадобилось создание особого «спецназа» и почему обычные инспекторы не справлялись с браконьерством на Байкале?
— Если говорить о создании группы, нужно отдать должное директору «Заповедного Подлеморья» в Бурятии Михаилу Овдину. Это он первым проявил решительность и волю и захотел искоренить браконьерство на вверенной территории.
Самый тяжелый вид браконьерства — промышленный. На Байкале во время нерестового периода омуля можно было на одной лодке заработать до полумиллиона рублей за ночь. На этих территориях очень трудно было работать местному инспектору, потому что у него рядом семья, родные. Его очень легко запугать, просто угрозой расправы с детьми или родителями.
— А привлекать инспекторов со стороны?
— Овдин и принял такое решение, что нужно приглашать сторонних людей, у которых не было бы там родственных связей. Где-то за год до моего приезда он вышел на меня. Я в то время работал директором лесхоза в Хакасии.
Когда я приехал на Байкал, был в шоке. Шел 2015 год, а складывалось впечатление, что вернулся в 1990-е. В России уже ушло время открытого бесчинства криминальных авторитетов, положенцев каких-то, а оказалось, что на этой территории все осталось. Криминалитет отчасти контролировал промышленное браконьерство, где-то сам им занимался.
— Ситуация с вашим приездом изменилась сразу?
— Да. И в этот же сезон сотрудники местной полиции сказали нам: «Ребята здорово, что вы приехали. У нас прекратились кражи и грабежи туристов, которые приезжают отдохнуть в Монахово». Это произошло потому, что наша опергруппа выгнала этих криминальных личностей, которые там хозяйничали.
В первую неделю «заповедный спецназ» задержал две группы браконьеров. После этого к госинспекторам приехали представители криминалитета с предупреждением — не трогать их и дать полный карт-бланш на год. Подкрепили угрозы гранатой, которую бросили в дом местного инспектора с запиской: «Выйдешь в море, взорвем семью». Группа Мурзаханова вскоре выследила и задержала «неприкасаемых» с поличным.… Когда мы работали там, думали, что борьба с браконьерством — основная наша задача, оглядываясь назад, понимаю, что нет.
— А что тогда?
— Я там был недавно и местные жители мне сказали: «Самое главное, Артур, не в том, что ты покончил с браконьерством, а в том, что ты нас помирил с нацпарком». Мы же постоянно говорили с ними, объясняли, что если бы не нацпарк, не было бы нормальных дорог, они бы до сих пор на арбе ездили, на лошадях.
Если бы не нацпарк, не было бы ни связи, ни электричества. В итоге сейчас наши бывшие «пациенты» успешно работают: кто-то инспектором, кто-то с туристами, кто-то администратором устроился. И сейчас взаимоотношения нацпарка с жителями просто прекрасные. Это самое главное в нашей работе.
— Трудно поверить, что помогли профилактические беседы с браконьерами, это вообще нетипичный подход…
— Наша группа вообще занималась нетипичной для нее деятельностью. И не от хорошей жизни. Задача опергрупп — охрана нацпарка. А мы занялись еще экотуризмом и просвещением туристов: фотовыставки устраивали, фильмы крутили для посетителей. Активно работали в соцсетях. Потому что нам нужны были сторонники, чтобы не одна группа встала против вала браконьерства, но и местные жители, жители республики и туристы.
За время работы оперативной группы «Баргузин» браконьеры использовали полный набор противоправных и откровенно преступных действий. Однажды при задержании браконьеры попытались сбить госинспектора на автомобиле. Когда силовые методы перестали помогать, браконьеры пошли «покупать» СМИ…Журналисты, увидев нашу работу, начали помогать. Я всем говорю, что 50% успеха — это наша заслуга, а 50% — заслуга СМИ Бурятии. Мы знаем, что браконьеры пытались заплатить им, выйти на кого-то. Денег-то у них много было. Я знаю случай, когда СМИ браконьерам возвращали деньги и отказывались от публикаций.
— А почему лично Вы выбрали заповедное дело?
— Я родился в Омской области, в глухой таежной деревне, в самом северном районе области. Вся родова: дед, дядьки, отец были охотниками. Наверное, это генетика. Ну и любой человек, выросший в деревне, всегда связан с природой.
У меня в детстве было две мечты — стать военным и стать охотоведом. Отец все же настоял на профессии военного, только потом я окончил факультет биолога-охотоведа и пошел работать в заповедную систему. Так исполнились две мечты детства, которые надо было осуществить.
— Во многих сферах есть признанные лидеры и наставники. У Вас был человек, который учил бы нюансам заповедной системы в России?
— Нет, знания я собирал сам по крупицам. С первых дней видел, что нужно заповедной системе. Понимал, что государственный инспектор должен быть профессионалом высокого уровня. В идеале у госинспектора должно быть четыре-пять высших образований: и экологическое, и биологическое, должен знать лесное законодательство и все, что связано с туризмом.
— Поэтому Вы настояли, чтобы в России открыли учебный центр для госинспекторов?
— Да, в России учебных заведений, которые готовили бы государственных инспекторов, нет. С первых дней я понимал, что нужен хотя бы какой-то учебный центр. Я начал говорить об этом в 2013 году, и только в 2019 мы запустили учебный центр на базе концерна «Калашников».
Там мы занимаемся подготовкой, тренировкой и обучением госинспекторов. Собрали опыт успешных оперативных групп России и на основании этого опыта разработали систему подготовки.
— Почему на базе «Калашникова»? Это ведь военные...
— И, слава Богу, что мы с военным из концерна состыковались, у них огромный опыт подготовки специалистов. Я сам бывший военный и мастерство внес в деятельность оперативной группы «Баргузин». Благодаря этому она и получила негласное название «заповедный спецназ».
Я всем говорю, что история заповедной России насчитывает 100 с копейками лет, а история армии тысячелетия — сколько Русь существовала, столько армия и была. Не использовать этот опыт было бы грешно: когда уже есть что-то готовое, то велосипед изобретать не нужно, а брать что-то хорошее и оттуда, и отсюда.
И у нас получился хороший синтез. К тому же и у армии, и у заповедного дела один принцип — защита. Армия стоит на страже безопасности нашей страны, мы стоим на защите экологической безопасности России.
— Для чего такая серьезная военная подготовка госинспектору в заповеднике?
— Государство наделило госинспекторов широкими правами и полномочиями на вверенной территории. Это право составления административного протокола, право досмотра как личного, как и транспортного, это право на применение спецсредств и физической силы, право ношения и применения в особых случаях служебного оружия и служебных собак и принудительной остановки транспорта.
И подготовка у специалиста должны быть соответствующая, чтобы ни у кого российский инспектор не ассоциировался с Кузьмичом из «Особенностей национальной охоты» с двустволкой за плечом и в этой шапочке своей.
Учитывая, что происходит с экологией нашей страны сейчас… Вы же видите — то наводнения, то пожары, промышленное браконьерство. Антропогенное воздействие большое, а значит, и профессия госинспектора становится все более актуальной, привлекательной и серьёзной.
— К вопросу о вилянии человека на природу. Как Вы относитесь к заявлениям Греты Тунберг?
— Я к своему стыду не знаю о ней. Что-то там шумели в СМИ, но было много дел, и я даже не послушал, о чем она говорила. Но я против радикальных запретов в целом. Нельзя запретить все полностью. Я как биолог-охотовед скажу, если запретили трогать один вид, то буквально через несколько лет численность его будет превалировать. Начнет угнетать другие виды не только животного мира, но и флоры.
Ну, давайте запретим лес рубить, а из чего люди будут строить? А еще есть экономика страны. Запрещать все нельзя, нужно правильно регулировать оборот ресурсов.
Шведская 16-летняя экоактивистка Грета Тунберг в сентябре на саммите ООН обвинила глав государств в том, что они отняли у нее детство из-за бездействия в вопросах противодействия климатическим и экологическим угрозам.— Сейчас Вы много ездите по заповедной России? Какая она? И люди, работающие в ней?
— Если говорить про людей, то приведу пример. Был у меня товарищ один, он служил раньше в КГБ, затем ушел на пенсию. И как-то мы с ним сидели, разговаривали у меня во дворе. Я ему говорю: «Ну как вы могли допустить нехорошие вещи, о которых пишут в СМИ о вашей деятельности?».
Он мне ответил: «Представь, что вот с этого дома, например, твои госинспекторы, со второго дома —"пациенты", с третьего — полицейские. Но все вы с одного двора, и все примерно одинаковы». Также и тут. Мы всем живем в одной стране. Где-то лучше, где-то хуже, но люди везде одинаковые. Все мы с одного двора.
Что касается территорий заповедной России, то каждая — уникальна. Они ведь и создавались для того, чтобы сохранить неповторимую природу и животный мир. Любой директор заповедника всегда говорит, что только его территория самая уникальная и самая крутая. И каждый — прав.
— Вы ведь еще и фотограф. Есть ли среди животных любимая модель?
— У каждого фотографа есть визитная карточка. Вот, например Игорь Шпиленок — это камчатский медведь, Малеев — снежный барс в Монголии, когда говорят Мурзаханов — это соболь. Нравится мне это зверек.
Раньше-то я был охотником-промысловиком, и сам, и мои предки добывали соболя. Когда пришел в заповедную систему, повесил ружье и больше в руки его не брал, перешел на фотоаппарат. Овдин говорит, что такой заботой и любовью к соболю я отрабатываю свою карму за прошлое. Есть такое. Отрабатываю карму.