В Новосибирске приступили к активной фазе ремонта знаменитого стоквартирного дома, который стал архитектурным прорывом 1930-х и жить в котором считалось невероятной роскошью. Корреспонденты Sibnet.ru прогулялись по историческому памятнику и узнали у жителей, чем дом с богатой историей лучше новостройки.
Новосибирский стоквартирный дом — одно из самых знаменитых жилых зданий 1930-х (строилось в 1934-1937 годах). В 1937 году в Париже на международной выставке искусств и техники этот строение, возведенное по проекту Андрея Крячкова, было удостоено диплома первой степени, Золотой медали и премии Гран-при.
Первоначально дом задумывался для работников Крайисполкома и на протяжении многих десятилетий он считается самым престижным в Новосибирске. Проект предусматривал 100 квартир, из которых: 10 пятикомнатных, 30 четырехкомнатных, 40 трехкомнатных и 20 двухкомнатных. Квартиры продумывались с подсобными помещениями, в некоторых были предусмотрены небольшие комнаты для прислуги.
В разные годы в стоквартирном доме жили академик Евгений Мешалкин, биатлонист Александр Тихонов, художник Николай Грицюк. Сегодня это памятник истории и культуры федерального значения. Но фактическое число квартир в нем на сегодняшний день (после уплотнений и перепланировок разных лет) — 110.
ОКНО В ВАННОЙ
Обычный домофон, новый лифт – ничего не выдает в подъезде №7 дома по Красному проспекту, 16 исторического памятника, до тех пор пока не входим в квартиру Диляры Шарафутдиновой или, как зовут ее соседи, Дели Александровны.
Трехкомнатная квартира на седьмом этаже сразу впечатляет своей величественностью: потолки 3,7 метра, огромные створки межкомнатных дверей, большие окна и много света, мягко струящегося сквозь задернутые в жару шторы. В тишине только волнистый попугайчик «буянит» в клетке, привлекая внимание гостей.
«Как все было здесь, так и осталось, мы ничего не перепланировали, скоро будет 60 лет, как я здесь живу. До того как мы вселились, здесь была коммуналка. В двух комнатах жила секретарь обкома Железнодорожного района Березина с семьей, а третью комнату занимала сотрудник горисполкома Яровая. Их расселили, и квартиру дали нам с мужем», — рассказывает Деля Александровна.
Позже ее муж Юрий Лобанов уехал строить лабораторию ядерных исследований института ядерной физики в Дубне. Но в Новосибирск он не вернулся. Как говорит вдова, «погиб от облучения».
«Когда мы жили с мужем, я не имела права сильно общаться с соседями, даже не могла сфотографироваться. Нам с мужем не разрешали из-за того, что он ядерщик. Он умер, а у меня не было фотографий для его памятника. Я вынуждена была из партийного билета взять фотографию и увеличить. После этого я сразу пошла и сфотографировалась», —вспоминает собеседница.
Но, возвращаясь к теме дома, она предлагает оценить удобство квартиры и сравнить с современным жильем. Кроме трех комнат здесь есть шестиметровая комната домработницы, приспособленная под столовую, на кухне мусопровод, раковина стоит в небольшом коридоре между туалетом и ванной с окном на улицу.
«Это роскошная квартира. Юрий Николаевич сделал в темной комнате (наподобие кладовки) вешалку, а пришла одна знакомая и говорит: я бы от своего зятя у вас в этой комнате пряталась», — улыбается Деля Александровна.
Больше 52 лет женщина являлась старшей по дому и знает его проблемы: капитальный ремонт начинали в 1983 году в первых трех подъездах, но из-за нехватки денег его не завершили. Затем политическая ситуация в стране изменилась, и ремонт так и не провели. Жильцы некоторых подъездов, не дождавшись, сделали ремонт за свой счет. Теперь дождались и остальные.
Собеседница говорит, что старых жильцов в доме остается все меньше, семьи растут и разъезжаются, а купить здесь жилье может не каждый. А многие новые хозяева не стремятся сохранить первоначальную внутреннюю архитектуру — делая ремонт, убирают перегородки, превращая «трешки» в огромные студии.
«Есть те, кто берет разрешение на изменение планировки, другие игнорируют это. Один сосед делал ремонт за 6 миллионов рублей, сносил стены, я вызвала строительную инспекцию, они ему дали штраф в размере 50 тысяч рублей. Это для него копейки», —вздыхает Деля Александровна.
Впрочем, живут в доме и неравнодушные люди. Например, семья Бориных, переехавшая из области, высаживает у торца дома цветы и ухаживают за ними.
УПЛОТНЕНИЕ В ВОЙНУ
Все подъезды в доме одинаковые, кроме двух угловых – третьего и шестого. Здесь необычные витые лестницы, создающие ощущение «театрального» входа. Одна из жительниц третьего подъезда заехала в этот дом в 1937 году, сразу после его сдачи. Квартиру выдали ее отцу — работнику обкома партии.
Она вспоминает, что в этом доме все жили дружно, а сейчас новые соседи могут даже не поздороваться при встрече. «А раньше было так: соседка забегает сверху и говорит: я отлучусь, ты послушай, если у меня младенец заплачет, ты поднимись к Юрке!», — рассказывает старожила.
На третьем этаже в квартире №30 раньше располагалась гостиница для строителей авиазавода им. Чкалова. Поэтому входы в комнаты в ней располагались вдоль прямого коридора. А чтобы эта квартира-гостиница была больше, еще при строительстве к ней присоединили пару комнат из блока следующего подъезда.
А во время войны в стоквартирный дом селили эвакуированных артистов: в первом подъезде жил артист Николай Симонов, который сыграл Петра I, в четвертом — знаменитый артист советского кино Николай Черкасов. Но условия тогда были «как у всех» — жильцов стоквартирного дома «уплотняли» и подселяли к ним эвакуированных жителей.
«В одной комнате жили москвичи, в другой — тоже эвакуированные. Родители втащили кровать в комнату домработницы, больше ничего не влезло, а в другой комнате спали я, моя сестра, брат, приехала из Ленинграда какая-то художница и эвакуированный папин двоюродный брат, с которым они никогда не переписывалась. Человек 20 жили в квартире, и так во всем доме», — рассказала жительница дома.
Когда начались репрессии, наступили нелегкие времена и для стоквартирного дома. Каждую ночь жители с тревогой ожидали, за кем сегодня приедет машина. Утром об этом они узнавали от дежурной, которая управляла пультом лифта. Очень многих жильцов в это время арестовали, так как в доме жила вся элита Новосибирска, вспоминает собеседница.
СПОРНЫЙ ШЕДЕВР
Многие горожане слышали, что архитектор Андрей Крячков за стокватрирный дом получил медаль парижской выставки. Как рассказал заведующий кафедрой архитектуры гражданских зданий НГАХА Игорь Поповский, во многом эта медаль была получена благодаря тому, что в жюри сидел французский архитектор Огюста Перре, которому дом в духе неоклассицизма был близок.
«Существует легенда, что сам проект стоквартирного дома Крячкова был не так хорош, но когда над ним поработал талантливый Виталий Масленников, в его фасаде появилось больше утонченности. Долгое время проект считался только достижением Крячкова, но студенты Масленникова возмущались, и стали говорить об участии второго архитектора в создании это дома», — сказал Поповский.
Он добавил, что видный ленинградский архитектор того времени Александр Гегелло активно критиковал проект этого здания. «Оно дает черты не нашего советского дома, а скорее дома в капиталистическом городе и основным дефектом я считаю эту архитектуру эклектичного характера. Помимо этого, объемное решение, особенно эти выпадающие углы мне представляются неправильными не только для данного места, но вообще разрушающими простой объемный вид прямоугольника», — говорил Гегелло в одном из своих выступлений.
Но, несмотря на критику, по словам Поповского, этот дом стал переломным для архитектуры Новосибирска. До этого в городе преобладал конструктивизм, а в этом проекте впервые, помимо черт конструктивизма, появились элементы неоклассицизма. Этот проект в дальнейшем стал образцом для многих новосибирских архитекторов и вызвал всплеск подражаний.